— Кишлинчи.
Человек-волк замер, весь обратившись в слух.
— Прошу тебя, остановись. — Бейудзин печально склонил голову. — Давай положим этому конец.
Одетый в шкуру не двигался, явно чего-то выжидая. Старый индеец извлек из мешка перо сокола.
— Ты думаешь, зло сделало тебя сильным, — произнес он. — Но зло способно лишь забрать силу. Оно сделало тебя слабым. Оно превратило тебя в изгоя. Я прошу тебя, стань сильным вновь и положи этому конец. Только так ты сможешь спасти себе жизнь. Иначе зло, завладевшее тобой, сожжет тебя без остатка.
Человек-волк издал утробный стон и выхватил обсидиановый нож. Резким движением он смахнул с камня пыльцу. Лишь несколько футов отделяло блестящее лезвие от груди Бейудзина.
— Если ты не хочешь вернуться со мной, оставайся здесь, — недрогнувшим голосом произнес старый индеец. — Если ты выбираешь зло, оставайся со злом. Возьми этот город, если можешь. — Он кивнул головой в сторону Норы и Билла. — Если жажда крови томит тебя, возьми чужаков. Но оставь в покое деревню и ее жителей.
— Хорошенькое дело — «возьми чужаков»! — раздался негодующий голос Смитбэка. — Мы так не договаривались.
Но ни человек-волк, ни старый индеец даже не взглянули в его сторону. Бейудзин извлек из-под одежды еще один мешочек из оленьей кожи, ветхий едва не до прозрачности, отделанный по краям серебром и бирюзой. Нора, не ожидавшая от Джона подобного предательства, с замиранием сердца наблюдала за его манипуляциями. Сообразив, что им в любом случае лучше держаться подальше от участников странной сцены, она потянула Билла за рукав.
— Ты знаешь, что в этом мешке, — произнес Бейудзин. — Чудодейственный камень предков. Величайшее сокровище племени нанковип. Ты знаешь, как велика его ценность. Я отдаю его тебе и взамен прошу лишь одного — не тревожь больше жителей деревни.
Медленно, благоговейно старик развязал мешок и протянул оборотню. Рука его дрожала — то ли от старости, то ли от волнения.
Человек-волк медлил в нерешительности.
— Бери, — шепнул Бейудзин.
Страшная фигура подалась вперед.
С молниеносной скоростью старый индеец швырнул мешок в человека-волка.
Облако пыли, вырвавшись из плена, осело на маске, прилипло к пятнам крови на волчьей шкуре. Оборотень, взревев от ярости и неожиданности, завертелся на месте, пытаясь сорвать с себя кожаную личину. Бейудзин с ловкостью кошки отскочил за выступающий камень. Человек-волк, теряя равновесие, несколько раз лягнул воздух на краю обрыва. В следующее мгновение он, издав душераздирающий вопль, сорвался вниз. Нора с содроганием следила за его полетом — мохнатая шкура развевалась, подобно крыльям, руки и ноги пытались схватиться за невидимую опору, отчаянный рев сливался с ревом воды. Потом раздался мощный всплеск, и крик стих.
Несколько секунд все пребывали в оцепенении. Затем Бейудзин повернулся к своим спутникам и молча кивнул.
Нора и Смитбэк двинулись к нему. Старик стоял у поворота, глядя в бездну.
— Простите, что напугал вас, — тихо произнес он. — Но иногда хитрость койота — единственный способ защиты.
По-прежнему не отводя глаз от зияющей пропасти, он сжал руку Норы. Про себя она удивилась тому, как прохладна, легка и суха рука старого индейца.
— Как много смертей, — пробормотал он. — Как много смертей. Но в конце концов зло сожгло себя изнутри.
Он пристально посмотрел на нее, и Нора увидела в его мудром взгляде сочувствие и бесконечную печаль.
— Когда ты будешь готова, я отведу тебя к твоему отцу, — нарушил тишину негромкий спокойный голос старого индейца.
Четыре всадника неспешной трусцой поднимались вверх по каньону, прозванному ущельем Бога Дождя. Процессию возглавлял Джон Бейудзин. Нора Келли следовала за ним рядом со своим братом Скипом. Тедди не отставал от хозяина ни на шаг и путался под ногами у коней, едва не задевая подпруги мохнатой спиной. Сзади ехал Билл Смитбэк; его непокорные вихры прикрывала замшевая ковбойская шляпа. Хотя изнурительный курс лечения антибиотиками, который пришлось пройти им с Норой, закончился еще две недели назад, здоровый румянец пока не вернулся на щеки журналиста.
Стоял конец августа; по бирюзовому небу лишь изредка проносились легчайшие перистые облака. Крапивники шныряли в зарослях, наполняя воздух звонкими трелями. Ручей, извиваясь и журча, весело искрился в тени тополей. Почти на каждом изгибе каньона встречались пещеры, а в них — жилища анасази. Небольшие строения насчитывали всего по два-три помещения, однако сохранились превосходно и радовали глаз.
Выпустив поводья, Нора тихонько покачивалась в седле, наслаждаясь теплыми солнечными лучами и мелодичным бормотанием ручья. Время от времени губы ее трогала легкая улыбка — воздух то и дело сотрясали проклятия, адресованные Смитбэком своей лошади. Норовистая кобыла постоянно останавливалась пощипать клевер или откусить верхушку чертополоха, не обращая на претензии седока ни малейшего внимания. Умение обращаться с лошадьми явно не относилось к числу талантов журналиста.
Как хорошо, что Билл рядом, подумала Нора. Как хорошо, что они оба живы. Мысли ее вернулись к тяжкому пути, проделанному всего месяц назад. Смитбэк тогда едва держался на ногах, да и сама она слабела с каждым часом — грибковая инфекция давала себя знать. Если бы Скип и Эрнст Годдар не встретили их на полпути со свежими лошадьми, если бы на озере их не поджидала моторная лодка, а в Пейдже — вертолеты, им бы вряд ли удалось вернуться из экспедиции живыми. И все же порой смерть казалась Норе лучшим выходом по сравнению с необходимостью донести до профессора страшную весть. Невероятное открытие обернулось для него величайшей трагедией.